ПЛ 25 Наш учитель еще не закончил свой труд - Страница 6

и любому, к кому только можно было обратиться с просьбой поделиться своей силой со Свамиджи. Люди приходили в храм и на четках повторяли молитвы. Все, независимо от вероисповедания и увлечений, посвящали свои молитвы выздоровлению Свамиджи. Все молились вместе с нами.

Хаягрива: Я никогда не забуду ту ночь. Мы включаем на алтаре Джаганнатхи освещение, зажигаем свечи и поем "Харе Кришна" в их мерцающем свете. Пение очень торжественно, а танец еще более торжественен. По улице Хэйт новости разлетаются быстро, и вскоре храм заполняется людьми, которые приходят, чтобы всю ночь петь с нами.

Мукунда и Джанаки позвонили в Нью-Йорк. Но ничего нового им не сообщили. У постели Свамиджи по ночам дежурит Киртанананда. Никого больше туда надолго не пускают. Больничный режим. Да, в Нью-Йорке все поют.

Мы поем до полуночи. Большинство гостей уходит, но никто из нас не чувствует сонливости. Волны киртана захлестывают нас. Мой ум переносит меня то к Свамиджи, то в Нью-Йорк, то в будущее, то в прошлое... Я вынужден насильно возвращать его в комнату, в настоящее, чтобы помнить, почему мы здесь, почему мы поем, почему умоляем Кришну дать нашему учителю еще немного времени и позволить распространить великое движение санкиртаны по всему миру.

Пение постоянно с нами, оно неотступно ведет нас за собой.

К двум часам ночи я начинаю уставать. Чтобы не заснуть, я меняю инструменты и играю то на мриданге, то на караталах, то на фисгармонии. Многие танцуют, прогоняя сон, девушки разносят прасад - нарезанные ломтиками яблоки. Сидеть у стены опасно, потому что стоит облокотиться, как сразу начинает клонить в сон. Мы так беспомощны!

"Харе Кришна" утешает. Пение освобождает от ненужных мучений. Оно помогает нам смягчить горе, снять напряжение, дает силы молиться и надеяться.

Между тремя и четырьмя утра наступает самое экстатичное время, брахма-мухурта*, час перед рассветом. Если он переживет этот час, то непременно будет жить дальше.

И мы поем. Мы повторяем мантру на четках. "Харе Кришна" звучит непрерывно. Мы проводим традиционный утренний киртан в семь часов. Мы поем четырнадцать часов подряд! Мы стираем пыль с зеркала ума. Мы везде видим Кришну и Свамиджи. Мы не сомневаемся, что сейчас ему хорошо!

Сердце у Свамиджи болело всю ночь. На следующий день его состояние продолжало оставаться критическим. Он мог говорить, но очень тихо, и был слишком слаб, чтобы вести беседу. С недоверием относясь к врачам, он сам поставил себе диагноз: сердечный приступ, который поразил участок его мозга и вызвал левосторонний паралич. Массаж, сказал он, - единственное средство.

Утром первого июня в палату к Свамиджи пришли его ученики, чтобы помочь Киртанананде. Сменяя друг друга, они делали Свамиджи массаж, растирая его голову, грудь и ноги, как он им говорил. Это простое служение давало каждому возможность лично послужить ему.

Услышав, что не только нью-йоркские, но и сан-францисские преданные пели и молились всю ночь, Свамиджи выразил радость, но не сердечной улыбкой, как это было всегда, а слабым кивком головы и одобрительным звуком. Несмотря на слабость, он пребывал в полном сознании.

Врачи, а чаще всего санитары, брали у Свамиджи кровь, делали ему уколы и обследовали его. Они еще не поставили окончательный диагноз и собирались проводить какие-то исследования. Неожиданно вошел врач и объявил, что они решили сделать Свамиджи пункцию спинного мозга. Свамиджи был слишком слаб, чтобы обсуждать с ними все "за" и "против" этой операции. Он доверил себя заботам своих учеников и Кришны.

Врач не хотел, чтобы ему мешали. Он объяснил, зачем нужна эта процедура, но ни совета, ни разрешения спрашивать не стал. Все, кроме Киртанананды, который ни за что не хотел уходить, должны были покинуть палату, на то время, пока врач будет делать пункцию. Ни сам Свамиджи, который был слишком слаб, ни его ученики, которые толком не знали, как себя вести в таких ситуациях, не стали возражать врачу. Один за другим преданные выходили из палаты, а доктор тем временем готовил самую большую и страшную иглу из всех, какие им когда-либо приходилось видеть.

Когда им наконец разрешили вернуться, один из учеников осторожно спросил:

-Было больно, Свамиджи?

Свамиджи (его золотистое тело было одето в белую больничную пижаму и лежало на белых простынях) слегка повернулся к нему и сказал:

- Я терпелив.

Рупануга: Когда Свамиджи в первый раз положили в больницу, мне было очень тяжело. Я не знал, что делать. В таких делах у меня не было никакого опыта. Я совершенно растерялся и не знал, чем могу служить Свамиджи. Все это было очень страшно.

На