быть податливым", - это меня уже буквально
потрясло... В конце он еще раз повторил: "Вылетайте немедленно
самым быстроходным военным самолетом..."
Прибыли в Москву первого или второго октября в полночь. На
аэродроме нас ожидали. Посадили в машину и привезли прямо в
Кремль. Привели в приемную. Сопровождающий нас генерал зашел в
кабинет доложить о нашем прибытии, тут же возвратился, широко
открыл дверь и промолвил: "Товарищ Сталин просит вас зайти".
Хозяин кабинета тепло поздоровался за руку, поздравил с
благополучным прибытием и пригласил сесть за длинный стол,
покрытый зеленым сукном. Он сначала не сел, молча походил по
кабинету, остановился против нас и начал разговор: "Наши войска
на Западном фронте ведут очень тяжелые оборонительные бои, а на
Украине полный разгром... Украинцы вообще плохо себя ведут,
многие сдаются в плен, население приветствует немецкие войска".
Небольшая пауза, несколько шагов по кабинету туда и обратно.
Сталин снова остановился возле нас и продолжал: "Гитлер начал
крупное наступление на Москву. Я вынужден забирать войска с
Дальнего Востока. Прошу вас понять и войти в наше положение".
По моей спине побежал мороз, а на лбу выступил холодный пот
от этой ужасной правды, которую поведал нам вождь партии и
государства... Речь уже шла не только о потере Москвы, а может
быть, и гибели государства... Сталин не пытался узнать наше
мнение, он разложил свои бумаги на столе к, показывая пальцем
на сведения о наличных войсках нашего фронта, обращаясь к
Апанасенко, начал перечислять номера танковых и
механизированных дивизий, артиллерийских полков и других особо
важных соединений и частей, которые Апанасенко должен
немедленно отгрузить в Москву.
Сталин диктовал, Апанасенко аккуратно записывал, а затем тут
же, в кабинете, в присутствии хозяина, покуривавшего люльку,
подписал приказ и отправил зашифрованную телеграмму своему
начальнику штаба к немедленному исполнению.
По всему было видно, что наша короткая, четкая, деловая
встреча подходит к концу. На стол поставили крепкий чай. Сталин
спрашивал о жизни дальневосточников. Я отвечал. И вдруг
последовал вопрос к Апанасенко: "А сколько у тебя
противотанковых пушек?" Генерал ответил немедленно. Я сейчас не
помню цифру конкретно, но помню, что он назвал какую-то
мизерную в сравнении с тем, что уже тогда имела Красная Армия.
"Грузи и эти орудия к отправке!" - негромко, но четко
скомандовал Сталин. И тут вдруг стакан с чаем, стоящий напротив
Апанасенко, полетел по длинному столу влево, стул под генералом
как бы отпрыгнул назад. Апанасенко отскочил от стола и
закричал: "ТЫ что? ТЫ что делаешь?!! Мать твою так-перетак!.. А
если японец нападет, чем буду защищать Дальний Восток? Этими
лампасами?! - и ударил себя руками по бокам. - Снимай с
должности, расстреливай, орудий не отдам!"
Я обомлел. В голове хоть и пошло все кругом, но пронзила
мысль: "Это конец. Сейчас позовет людей Берии, и погибнем оба".
И здесь я снова был поражен поведением Сталина: "Успокойся,
успокойся, товарищ Апанасенко! Стоит ли так волноваться из-за
этих пушек? Оставь их себе".
Прощаясь, Апанасенко попросился в действующую армию - на
фронт.
"Нет, нет, - дружелюбно ответил Верховный Главнокомандующий.
- Такие храбрые и опытные, как ты, нужны партии на Дальнем
Востоке".
Этот рассказ записал и прислал мне Герой Социалистического
Труда Федор Трофимович Моргун, который более 15 лет был первым
секретарем полтавского обкома КПСС, затем первым председателем
Госкомприроды СССР. Этот рассказ теперь опубликован в его книге
"Задолго до салютов" (Полтава, 1994. С. 67-71).
К этому нужно добавить, что действие происходило в октябре
1941 года. До того, как Япония ввязалась в войну против США. В
тот момент от Японии можно было ожидать чего угодно. Осень 1941
года для нашего Дальнего Востока -