VedaTextВойти Добавить текст
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Снова в Индии.
Часть вторая.
Поезд на котором Бхактиведанта Свами должен был ехать в Калькутту, "Калка-Мэйл", подошел к перрону делийского вокзала. В билетах Свамиджи и двух его учеников были указаны номера мест, а номеров самих вагонов не было. Поэтому, пока Свамиджи караулил багаж, Ачьютананда и Рамануджа бегали из одного конца поезда в другой в поисках своего вагона.
После того, как нужный вагон наконец-то был найден, Ачьютананда развязал спальные принадлежности Свамиджи и застелил верхнюю полку. По маленькой лесенке Свамиджи взобрался наверх, удобно уселся на ватном одеяле и погрузился в чтение "Шримад-Бхагаватам", пока Ачьютананда и Рамануджа устраивались внизу. Ехать предстояло около суток.
Под конец путешествия несколько образованных бенгальцев завели со Свамиджи философскую беседу.
- Мы не поклоняемся никаким формам, - громким, глубоким голосом, на хорошем английском сказал один из них. - У нас есть омкара, выполненная в мраморе, ей-то мы и поклоняемся. Мы садимся и молимся ей.
- Ну, это тоже форма, - сказал Свамиджи.
Ему не хотелось прямо нападать на их философскую позицию.
- Мы занимаемся карма-йогой, - продолжал бенгалец, не обратив внимания на реплику Свамиджи, - потому, что, практикуя карма-йогу, можно оставаться самим собой.
- Но карма-йога - это не полное предание души, - возразил Свамиджи. - Необходимо подняться на уровень бхакти.
- Нет, нет, - возразил бенгалец. - Излишняя чувствительность вредна. Карма-йога...
- Карма-йога для дураков! - взорвался Свамиджи.
Молчание.
В разговор вступил другой пассажир, сидевший рядом.
- Очевидно, что Свамиджи очень учен, - сказал он. - Вам не подобает так спорить с ним.
Бенгалец, на которого Свамиджи накричал, поднялся и пересел на другое место. Позже он вернулся.
- Вы оскорблены? - спросил его Свамиджи.
- Вовсе нет, - ответил он, - но я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь говорил так об учении "Гиты".
После этого бенгальцы разговорились с Ачьютанандой. При этом они достали сигареты и, особо не стесняясь, закурили, хотя при Свамиджи делать это не осмеливались (в присутствии садху курить не полагалось). Бенгальцы, говорил им Ачьютананда, приводя один из излюбленных примеров Свамиджи, очень сожалеют, что восточный Пакистан был отрезан от Бенгалии, но сознание Кришны может научить людей мыслить в масштабах всего мира и всей вселенной. Тогда ни о каком разделении не будет и речи. Бенгальцы оценили слова Ачьютананды, хотя и продолжали пускать дым ему в лицо все время, пока поезд с грохотом отсчитывал последние километры до Калькутты.
На калькуттском вокзале "Ховрах[КМд1]" Свамиджи встретили родственники - семья его сестры, и преданные из Госвами-Матха. Собралось человек пятьдесят. Они предложили Свамиджи цветочные гирлянды и сандаловую пасту, а затем вместе с учениками проводили к автомобилю. Ачьютананда и Рамануджа заметили, что сестра Свамиджи удивительно похожа на него, только ниже и полнее. Ее имя было Бхаватарини, но Свамиджи велел им называть ее Писимa, "тетушка".
Проезжая по улицам, Свамиджи видел множество изображений богини Кали - десятирукой, восседающей верхом на льве. Калькутта отмечала самый большой религиозный праздник Бенгалии - Кали-пуджу, месяц торжеств в честь богини Кали. Повсюду трубили духовые оркестры и ревели репродукторы, город был украшен гирляндами огней, на каждом шагу возвышались эстрады и шатры для выступлений.
Когда Свамиджи прибыл в дом Писимы в южной части Калькутты, родственники усадили его и провели в его честь церемонию арати, с почтением предложив ему традиционные атрибуты поклонения: благовония, горящую масляную лампаду и цветы. Кроме того, ему омыли стопы. Он сидел, широко улыбаясь, в окружении толпы родственников, которые были очень горды его путешествием в Америку во имя Господа Кришны.
Когда члены семьи Свамиджи запели "Харе Кришна", женщины, находившиеся за пределами комнаты, вдруг протяжно заулюлюкали высокими, резкими голосами. Ачьютананда и Рамануджа были поражены.
Чтобы отпраздновать возвращение Бхактиведанты Свами на родину, Писима приготовила роскошный пир, в основном, на горчичном масле. И Свамиджи доставил ей удовольствие, почтив прасад, хотя чувствовал себя не очень хорошо и немного устал от путешествия в поезде.
Наконец, празднество закончилось, и Свамиджи с учениками остались одни. Ему снова стало хуже - на этот раз из-за тяжелой пищи, которую приготовила его сестра. Он почувствовал тяжесть в сердце и послал за врачом. Тот показал Ачьютананде, как делать мягкий массаж, чтобы усилить циркуляцию крови и запретил Свамиджи есть сладкое.
Когда Свамиджи пошел на поправку, он начал у себя в комнате по вечерам регулярно читать лекции. Хотя говорил он по-английски (в основном ради учеников), его родственники и друзья быстро набивались в комнату. Но на улице бушевала Кали-пуджа, и шум праздника
