VedaTextВойти Добавить текст
и непрерывно молился. Вслух никто из нас не отважился произнести ни слова.
Наш четырехкилометровый переход через нейтральную полосу напоминал путешествие по долине смерти. Меня била дрожь, и я чувствовал себя беспомощным и подавленным. Когда уже казалось, что эта ночь никогда не кончится, вдалеке тускло забрезжил свет. Устремившись туда, мы вышли к пограничному забору из железных балок с пущенной поверху колючей проволокой. В заборе мы увидели ворота, к которым болтами был прикручен флаг Турции, сделанный из металла. Мы ускорили шаг. За забором стоял вооруженный солдат с папиросой в зубах. Рэмси своим обычным невозмутимым тоном шепнул нам:
«Я поговорю с ним».
Он достал свой паспорт и прокашлялся, чтобы привлечь внимание солдата. Когда тот посмотрел в нашу сторону, Рэмси, держа паспорт в одной руке, другой показал на нас, а потом на территорию за нами.
Солдат равнодушно выкрикнул два слова:
«Граница закрыта».
«Но, сэр, вы должны позволить нам пройти, иначе мы здесь умрем. Греки не пустят нас обратно».
«Граница закрыта», — изо рта солдата вырвалось облачко дыма, словно подчеркивая непреложность его слов.
Нам некуда было податься, и мы ощущали себя узниками, молящими о пощаде. Но от солдата невозможно было добиться снисхождения. Его познания в английском ограничивались двумя словами: Граница закрыта. Солдат бросил окурок, загасил его каблуком сапога и скрылся в темноте.
Минут через двадцать он вернулся и увидел, что мы, словно беженцы, все так же стоим у ворот. Солдат разразился гневной тирадой, сопровождаемой жестами:
«Граница закрыта. Граница закрыта. Граница закрыта!»
Я испугался, что он откроет по нам огонь. И в этот момент к воротам подошел офицер. Судя по всему, он изучал английский в той же школе:
«Граница закрыта!»
Мы стояли молча и не двигались с места. В конце концов наше отчаянное упорство подействовало на офицера, и он уступил. Отведя нас в деревянный домик, он забрал у нас все вещи, включая паспорта, деньги и даже одежду, и ушел, заперев нас. Оставшись в одном нижнем белье, в холодном помещении, мы уже начали сомневаться, где нам было лучше — здесь или на «ничьей земле». Что нас ждет дальше? Неужели нас оставят здесь умирать?
Полчаса мы провели в этой импровизированной тюрьме, дрожа от холода и страха. Наконец наш тюремщик вернулся. Он пристально посмотрел на нас, отдал нам одежду, проставил печати в наших паспортах и расплылся в улыбке:
«Добро пожаловать в великую Турцию!»
В шоке от всего случившегося, мы пересекли турецкую границу и вступили в совершенно новый для нас мир.
6
Мы спросили у пограничника, как добраться до Стамбула, и тот указал на безлюдную проселочную дорогу, которая терялась из вида в темноте между холмов. Мы пошли по этой дороге, пролегавшей по плодородной земле Восточной Фракии, и вскоре я заметил каменную мечеть и минарет. Это была первая мечеть, которую я видел в своей жизни. Восхищенный красотой ее купола и очертаниями минарета, я испытывал радостное волнение от встречи с храмом Бога.
На дороге не было ни одного автомобиля, а нам предстояло преодолеть почти две с половиной сотни километров. Что делать? Пока мы думали, как добраться до Стамбула, показался старый громыхающий грузовик. Поравнявшись с нами, он остановился. К нашему удивлению, в кузове стояли деревянные скамьи, на которых сидело около десятка угрюмых полицейских в потертых мундирах. Мы забрались к ним. Полицейские не проронили ни слова. И только один, в штатском, шепнул мне на ухо:
«Я хочу купить у тебя гашиш. Продашь мне? Не бойся, я не полицейский».
«У меня нет гашиша», — ответил я ему, но он не отставал от меня. Позже он спрыгнул с грузовика, надел полицейскую фуражку и с важным видом зашагал прочь.
В Стамбул мы приехали уже за полночь. Когда командир отряда полицейских спросил нас, где мы хотим остановиться, Рэмси ответил, что нам нужен ночлег подешевле. Командир внимательно оглядел нас поверх очков, а затем отошел в сторону и стал о чем-то совещаться со своим заместителем. Вернувшись, он велел нам следовать за заместителем.
У заместителя, одетого в рваный выцветший мундир, было совершенно непроницаемое лицо. Он не проронил ни слова и даже не взглянул в нашу сторону. Мы шли за ним по пустынным улицам Стамбула, и с каждым кварталом бедность все больше бросалась нам в глаза. До нас дошло, что заместитель ведет нас в трущобы, где свирепствует холера. Увиденные нами картины нищеты и эпидемии подействовали на нас очень удручающе.
Дрожащим голосом Джефф произнес:
«Мы сделали большую ошибку. На „ничьей земле“ и то было безопаснее, чем здесь».
Даже Рэмси, и тот тяжело вздохнул:
«Ребята, за годы своих странствий я еще ни разу не видел такого гиблого места».
Я пытался молиться, но никак не мог успокоиться. Куда нас ведут?
Пугающая ночная тьма оглашалась воплями и стонами умирающих. В этих грязных трущобах эпидемия собирала богатую жатву. Я даже боялся дышать. Холеру очень легко подхватить. Потом начинаются кишечные колики, и человек умирает в ужасных муках. Нам было страшно и одиноко, но, ведомые странным полицейским, мы не осмеливались повернуть назад.
Вдруг впереди показалось средневековое каменное строение. Выглядело оно довольно зловеще. Мрачные предчувствия охватили меня. Интуиция подсказывала мне, что отсюда нужно бежать, пока не поздно.
