жилет. Для тех, кто знал меня, этот простой черный жилет был моей визитной карточкой — уже более года я носил его каждый день. Обут я был в мокасины, а довершали мою экипировку переброшенная через плечо выцветшая коричневая спортивная сумка и спальный мешок.
Стоя в очереди, мы ловили на себе недобрые взгляды инспекторов иммиграционной службы и слышали их комментарии в наш адрес. Когда мы, подойдя к стойке, робко предъявили свои американские паспорта, нас попросили пройти в какую-то комнату. Спустя несколько минут там появились два иммиграционных инспектора в сопровождении полицейского. Старший инспектор в сером костюме с коричневым галстуком приказал своему помощнику:
«Поищи у них наркотики».
Вывалив содержимое моей сумки на стол, помощник не нашел там ничего, кроме зеленой футболки и смены нижнего белья, зубной щетки, расчески и куска мыла, а также Библии и маленькой брошюрки с рок-фестиваля Randall’s Island.
Инспектор скривился:
«И это всё?»
Я смиренно ответил:
«Да, сэр. Если не считать гармоники». С этими словами я протянул ее инспектору.
Гэри тоже обыскали. Затем последовал провокационный вопрос:
«Сколько у вас с собой денег?» Когда мы показали свои скудные сбережения, раздражение иммиграционных служащих переросло в гнев. Лицо старшего инспектора побагровело.
«Нам не нужны оборванцы и попрошайки, вроде вас, — заорал он. — Сейчас мы обрежем ваши длинные патлы и посадим вас в тюрьму!»
Повернувшись к полицейскому, старший инспектор приказал:
«Найди ножницы и остриги этих двоих наголо».
У нас забрали всю одежду и тщательно обследовали ее. Затем начался долгий выматывающий допрос, после которого мы уже ничего не соображали. Наконец, пригрозив нам большими неприятностями, инспекторы и полицейский покинули комнату.
От страха мы с Гэри не могли вымолвить ни слова. Сидя взаперти, мы с волнением ожидали своей участи. Через час дверь распахнулась, два полицейских взяли нас под руки и повели по коридору к посту иммиграционного контроля. Там в наших паспортах поставили печати и с напутствием: «Одно неверное движение — и вы в тюрьме!» отпустили на свободу.
Все еще под впечатлением от случившегося, мы стояли на обочине дороги и, с благодарностью глядя на идиллический английский пейзаж, голосовали проезжавшим машинам. В конце концов какая-то машина притормозила. Сидевшая за рулем девушка и ее парень приветливо улыбнулись нам, а их скотч-терьер радостно прыгнул нам на ноги.
«Куда путь держите?» — спросила девушка.
«Да мы сами пока не знаем», — ответил Гэри.
Парень приложился к бутылке пива и предложил:
«Мы едем на рок-фестиваль на острове Уайт. Там будет весело. Поехали с нами?»
Мы с Гэри с радостью согласились. Так мы отправились в путь в компании молодой пары и лающего терьера, то и дело норовившего лизнуть нас в лицо. Мы переправились на остров на пароме и влились в бурлящую толпу неформальной молодежи. Место, выбранное для проведения фестиваля, было со всех сторон окружено зелеными холмами и лесом. Вдоль ограждений стояли озлобленные полицейские со служебными собаками и под звуки музыки, доносившиеся со сцены, отлавливали безбилетников. Трехдневный фестиваль был в самом разгаре. В воздухе клубился дым марихуаны. Многие принимали «кислоту». Мужчины и женщины развлекались как могли — в обнимку скатывались по грязи со склонов холмов полуобнаженные, извивались в такт музыке.
В последний вечер фестиваля пошел проливной дождь. Мы с Гэри были возле сцены, когда на нее вышел Джими Хендрикс в экстравагантном наряде — оранжевом вельветовом костюме с расклешенными рукавами. Но, несмотря на яркий наряд, Джими выглядел очень грустным. Он был мало похож на того бесшабашного шоумена, которого я видел раньше и который шокировал публику сжиганием собственной гитары. В тот вечер он был, как никогда, серьезен и сосредоточен на своей музыке.
Джими играл «The Star Spangled Banner» — психоделическую инструментальную версию гимна США. Хендрикс был одним из кумиров нашего поколения, пророком контркультуры. Он проповедовал свободу самовыражения и протест против истэблишмента. Для меня его послание заключалось в том, чтобы следовать велению сердца без оглядки на мнение окружающих.
Казалось, что доносящаяся со сцены оглушающая музыка сотрясает холмы, волнует море и разгоняет облака Но безмолвный зов внутри меня, принадлежавший неизвестно кому, звучал еще громче.
После концерта нас с Гэри подобрал направлявшийся в сторону Лондона фургончик, набитый буйной молодежью. Чтобы как-то отвлечься от назойливых попутчиков, я, порывшись в сумке, достал из нее брошюрку, которую дал мне необычный монах на фестивале Randall’s Island. На задней обложке брошюрки была фотография пожилого человека, сидящего