политики. Его отношение очень тронуло меня и еще больше укрепило нашу дружбу.
Прошли годы, наш храм отделился от Нового Вриндавана вместе со своим руководителем, и Ниранджана Махарадж был первым лидером ИСККОН, кто приехал в наш храм за те шесть-семь лет. И он был первым, кто предложил нам вернуться в ИСККОН. Это было восемь лет назад. Я сказал: «Что касается нас, то мы никогда не уходили из ИСККОН, и просто продолжаем служить Прабхупаде. Мы не знаем, что нам следует делать, чтобы быть в ИСККОН или вне его. Конечно, мы очень падшие и грешные, но если это то, чего хочет от нас Прабхупада...»
На собрании Джи-би-си в том же году Ниранджана Махарадж очень настойчиво требовал, чтобы меня пригласили на заседание как представителя храма, и внес на рассмотрение предложение о том, чтобы наш храм вновь присоединить к ИСККОН. Благодаря его настойчивости меня пригласили на заседание. Ниранджана Махарадж позвонил мне и сказал: «Ты должен приехать». Я приехал в Маяпур, и Новый Вриндаван приняли обратно в ИСККОН, а Ниранджана Махарадж даже предложил, чтобы я стал Джи-би-си, чего я до сих пор не могу ему простить.
Ниранджана Махарадж проявил необыкновенное благородство своего сердца, которое способно проникать в глубину, а не судить по поверхности. И причина, по которой он способен видеть в другом человеке суть, а не только какие-то внешние вещи, — то, что он высокодуховный человек. В нем нет никакой наигранности. Он служит другим, находя в этом смысл своего преданного служения, и живет сутью наставлений Шри Чайтаньи Махапрабху:
тринад апи суничена
тарор апи сахишнуна
аманина манадена
киртинийа сада харих
После тех событий мы провели в общении много замечательных часов. Помню, я был в Англии, когда Ниранджана Махарадж пригласил меня приехать в Москву. И я приехал, просто чтобы пообщаться с ним, и это было замечательно. Но в это время назревало много других событий. Когда я приехал в Англию в следующий раз, и Ниранджана Махарадж опять пригласил меня в Москву, я пообещал, что приеду. Это был переломный момент в истории российского ИСККОН. В Санкт-Петербурге между преданными шла, можно сказать, гражданская война. м не писала Малати деви и просила: «Тебе нельзя ехать в Москву. И во всяком случае, я запрещаю тебе ехать в Петербург!». Она моя старшая духовная сестра и одна из первых преданных в нашем Движении. Несколько других преданных написали мне: «Мы слышали о том, что в Петербурге угрожают убийствами». И из Индии мне писали: «Там нет никакой необходимости в тебе. Тебе нечего там делать».
Когда я сошел с самолета в Москве, меня встретил Вайдьянатх прабху (сейчас — Бхакти Вигьяна Госвами). Я думал, что мы поедем в храм, но он сказал: «Только что звонил Ниранджана Махарадж и просил меня, чтобы я отвез Вас на железнодорожный вокзал. Сейчас мы поедем в Санкт-Петербург». Я спросил: «Может быть, мы сначала поедем в храм?», но он ответил: «Нет-нет, Ниранджана Махарадж хочет, чтобы мы поехали немедленно, поезд скоро отправляется».
И мы прямо из аэропорта поехали на вокзал и оттуда — в Санкт-Петербург.
В местный храм мы не могли попасть, поэтому преданным пришлось арендовать зал. Все собравшиеся были в полном отчаянии, они ждали вдохновляющего общения. Вместе с Ниранджаной Махараджем был Бхакти Бхринга Говинда Свами. Мы по очереди читали лекции, вели киртаны, а потом на Радхаштами должны были вернуться в Москву. Но петербургские преданные почти плакали: «Вы нужны нам. Не уезжайте, не уезжайте!» И Ниранджана Махарадж решил, что нам следует остаться на Радхаштами в Санкт-Петербурге. А поскольку я был его гостем, то должен был делать то, что он считает нужным. И мы в этом не очень чистом арендованном зале решили приготовить пир на Радхаштами. Там была кухня с одной электрической плитой, а с напряжением все время были какие-то проблемы. И там мы пытались готовить. Я делал самосы. У нас был огромный кархай с гхи. Он около трех часов стоял на плите, но гхи так и не нагрелось так, как нужно для самое. А нам нужно было приготовить целый пир для трех сотен человек. Мы все — Говинда Махарадж, Ниранджана Махарадж, я и Вайдьянатх Прабху — уселись вокруг этой плиты и стали молиться Радхарани о том, чтобы Она вмешалась и помогла нам приготовить самосы. Приблизительно через десять минут наших молитв гхи вдруг нагрелось, мы положили в него самосы, и вчетвером приготовили целый пир.
И вот началась программа. Мы сидим на сцене, в зале много преданных. Я, как гость, нахожусь во власти Ниранджаны Махараджа, а сам больше всего хочу в этот момент быть в Варшане, где обычно бываю на Радхаштами. И я знаю, что в Санкт-Петербурге в любой момент может взорваться какая-нибудь бомба. И вдруг Ниранджана Махарадж говорит мне:
— Я ничего говорить не буду. Это твоя программа! Ты говори!
— Я тоже не буду говорить! — отвечаю я, а он настаивает:
— Нет-нет, говорить должен ты.
Так мы спорим, и он тверд, как сталь, в своей решимости не выступать.
Тогда первым выступил Бхакти Бхринга Говинда Махарадж, потом я, а после